Задумывались ли вы, почему в России так пренебрежительно относятся к частной собственности? Удивительно, но одной из причин могут быть события столетней давности — первая приватизация, которую проводил Пётр Столыпин в начале XX века.
Исследования показали, что в регионах, где было больше конфликтов, связанных с этой реформой, люди хуже относятся к частной собственности.
Об историческом наследии, бремя которого мы продолжаем нести, ошибках, за которые продолжаем платить, о том, как сказывается крепостное право на российской экономике — рассуждает доктор философских наук, профессор кафедры истории, права и гуманитарных дисциплин Северо-Кавказского института-филиала РАНХиГС — Лилия Мулляр.
К началам
Очевидно, что причины негативного отношения к частной собственности зародились не сто лет назад, а гораздо ранее — в глубинах исторического процесса. В России существовала аграрная экономическая модель, онтологическим (технологическим и жизненносмысловым) ядром которой являлась община. Она занимала большую часть социальной эволюции. Формировалась на основе примитивной родовой и соседской общины — первобытнообщинной экономики в 8-10 веках.
В дофеодальный период общинник-смерд «сидел» на свободных общинных землях. Образование крупной земельной собственности («окняженная» земля) предполагало подчинение феодалами крестьян не персонально, но как организованных в общины.
Аграрная реформа 1861 года общину не ликвидировала. К 1905-му около 80 процентов дворов и земли были в общине, а на севере и в центральном районе – 97-99 процентов. При этом, прирост с/х продукции был мал – около 1,7 процента.
А после
К началу 20 века общинная модель хозяйствования и образа жизни исчерпала свои возможности. П. А. Столыпин — один из немногих, кто понимал это и заявлял, что «нельзя ставить преграды обогащению сильного для того, чтобы слабые разделили с ним его нищету», а потому надо «избавить его от кабалы отживающего общинного строя».
Столыпинская реформа 1906 года разрушила крестьянскую общину, но лишь формально. К 1916-му около 26 процентов хозяйств выделилось из общин. Примерно половина из выделившихся сразу продала свои участки и уехала в город. То есть, речи о самостоятельном хозяйствовании не шло.
Часть, попробовав поработать и пожить самостоятельно, вернулась в общину. В целом, к 1917 году только около 10 процентов хозяйств существовало на принципах частного землепользования и перешло к новой, частнокапиталистической системе.
Содержательная устойчивость общины оказалась высокой. Непринятие новшеств самими крестьянами из-за приверженности вековой традиции, консерватизм их менталитета, важность постоянного общения в своей исконной среде, чувство стабильности и защищенности, даваемое общиной, страх не справиться с самостоятельным хозяйствованием, прямые угрозы со стороны общинников (поджоги хуторов, потравы, вредительство). Сохранялся принцип — «оставаясь в общине, не разбогатеешь, зато и не пропадёшь». Полагаем, что конфликтогенность реформы Столыпина закономерна и является не причиной, а следствием исторически сложившегося устойчивого отрицательного восприятия частной собственности большинством российского населения, привыкшего «жить в теплоте коллектива» — в общине.
«Какие-то глубинные причины, культура» — не что иное, как общинно-коллективистский менталитет — важнейший латентный фактор жизнедеятельности российского социума, как «патриархального мира».
Жизнь «на миру», в совместном труде и с ощущением «священной общественности» создала своеобразный тип коллективистско-конформистской идентичности, который узнаваем по следующим маркерам:
— обязательные взаимовыручка, взаимопомощь, формализованные в «спаянное» единство, утрированное чувство солидарности («все как один», «всем миром») и гипертрофированную взаимозависимость индивидов («быть как все»);
— своеобразное воплощение идеи экономической справедливости посредством переделов земли
— уравниловка, не позволявшая крепким хозяевам вырваться вперед;
— отказ от личного в пользу общественного, приоритет интересов первичной группы
— патриархальная семья, община — над индивидуальными предпочтениями,
Настоящее с призмы прошлого
Очевидно, что социальная апатия, непринятие частной собственности и персональной социальной ответственности выступают в качестве адекватной ответной реакции на жизнеустройство российского общества. Общинно-коллективистский менталитет содержит в себе мощный негативный потенциал феномена «круговой поруки», порождающий инертность и инфантилизм, социальное иждивенчество, лишивший россиянина «чувства хозяина» своего дела и своей судьбы.
Предпринимательская деятельность «новых» россиян со «старым общинным» сознанием приняла релевантные этому феномену уродливые формы: «надувательство» в деловом общении и авантюризм; беспощадный и нечистоплотный коммерциализм; стремление к «лёгким деньгам».
Вопрос об уважении частной собственности, о «прозрачном»/честном бизнесе и индивидуальной экономической ответственности в пространстве российской социальной эклектики отпадает сам собой.
Общинно-коллективистский менталитет силён до сих пор, и потому полноценное развитие частной инициативы (собственности и предпринимательства) невозможно, а ненависть к «выскочкам», то есть, к успешным индивидуальностям, в конечном счёте, ведёт к стагнированию экономического развития страны.
Автор
Автор публикации
